С этим фильмом, получившим право называться авторским, то есть буквально “фильмом Лилии Вьюгиной” (это первый титр картины: исключительная привилегия на федеральном канале в наше время!), в общем-то связывались определенные ожидания. И как ни странно, ожидания оправдались – без опасений, без скидок… Хотя опасения, и серьезные, были при всем уважении к режиссеру… В общем, очень странное у нас сегодня телевидение.

О режиссере этого фильма про знаменитых режиссеров – про Элема Климова и Ларису Шепитько – в газете “Культура” уже писали применительно к двум последним работам Вьюгиной: “Александр Годунов. Побег в никуда” и “Большая Медведица”. И дело тут не только в политике газеты и предпочтениях аудитории: “Большая Медведица” – о Наталье Медведевой – стала большим событием без скидок на сенсационность темы и эпатажность персонажа. Именно после “Большой Медведицы” возник переход в новое качество: имя Вьюгиной узнали. До этого оно было известно настолько, насколько это возможно в профессиональной среде. Хотя Лилия режиссировала ряд мейнстримовых для “Первого канала” проектов, сняла несколько совсем не женских по своей тематике телевизионных фильмов. Один из них – “Лесные братья” получил премию имени Артема Боровика. Но с “Большой Медведицей” произошла совсем другая, очень знаковая история. В “большой эфир” картину, как известно, не пустили, но свой успех она добрала иначе, и с лихвой, благодаря не растерянной уникальности темы и героини. То, что было явным минусом картины (явление Лимонова – не в последнюю очередь, но также и правдивость коллизий, его “неформатность” в не телевизионном смысле), вылилось в мощный плюс. Важнее подчеркнуть: не просто нашлись люди, способные помочь встрече подобного документального кино с его аудиторией (тут ведь даже кинотеатра и соответствующей проекции не нужно: вот и проводили показы “Большой Медведицы” в ночных клубах). Нашлись механизмы, способные донести фильм до аудитории. Именно механизмы.

В телевизионный эфир ежедневно вбрасывается огромное количество программ, фильмов, сюжетов. Некоторые фильмы после эфира обретают вторую жизнь: хорошо это и плохо, но многое становится “доступно для скачивания” в Интернете. И в принципе, телевизионные фильмы уже могут обрести эту вторую жизнь после прессы, клубного показа. И неужели публичное “рождение”, пафосное появление на свет в программной сетке уже не обязательны, скорее, желательны?.. Пока вопрос подобным образом не стоит, но заставляет задуматься. Так какое же дополнительное качество приобретает фильм, если таковое рождение все-таки происходит и обставлено оно соответствующим образом, с рекламой, с именем режиссера (она же – автор сценария) в начале картины?

Фильм Лилии Вьюгиной оказался очень целомудренным – в том смысле, в каком это понятие применяется в документалистике. Нет самовыражения на чужом материале и героях, фокус режиссерской оптики не искажает их судьбы. Вот, казалось бы, как все сложно, а спустя время выясняется, что все очень просто. Может быть, не все, конечно, но многое.

Даже вокруг Шепитько и Климова, людей исключительно принципиальных, даже наивных, все время что такое “витало”: сплетни, зависть, домыслы. Если говорить всерьез, то было там два сюжета, о которых во время оно много говорили в “своей среде”. И как бы предполагалось, что “приближенные” к среде (киноведы, журналисты) должны “это” держать в уме.

Во-первых, он многое сделал за нее. Выясняется, что в этом не было ни проблемы для двоих, ни постыдной тайны… Да, ровно по той причине, что ей инкриминировали (“она-то женщина, он как минимум мужчина”), Шепитько знала, что в критический момент ее замыслы могут быть доверены мужу. Не потому, что он ей поможет, а потому, что он ей не повредит. Прошли годы после смерти Шепитько, годы его одиночества и потерянности: Климов никогда не развивал тему своей причастности к ее успехам.

Второе, в чем их обоих никогда не обвиняли, скорее, жалели: слишком близко подошли к оккультным материям и знаниям, впустили в себя опасные энергии, снимали актеров под гипнозом, во всяком случае, с сорванным эго, в измененном состоянии сознания… И опять время все расставило по своим местам. Скольким испортила жизнь – банально – безбожная власть, потом – дикий рынок. А какой-нибудь оккультист-экспериментатор типа Вернера Херцога (он, между прочим, однажды ухитрился сделать сложнопостановочный игровой фильм, где все актеры играют в состоянии гипнотического транса) живет и снимает себе, ничего уж совсем жуткого с ним не произошло.

В фильме этого мотива вообще нет. Он не аукнулся, не нашел себя в душе постановщика. Но как понятно, о чем говорит Шепитько в своем почти единственном большом интервью (по печальной закономерности – взятом для зарубежного, то есть немецкого, ТВ): “В последний момент, когда я уже решала уйти, что-то случалось, и я возвращалась в профессию. И это – магия кино”. Заметьте, она говорит не о сцепках кадров или режиссерских решениях. Она говорит о жизни.

Судьба Ларисы Шепитько, при всем ее трагизме, могла бы стать неким маяком, а она сама – “иконой” (в современном понимании этого слова: знаковым персонажем) для множества российских женщин, ищущих в жизни нечто большее, чем мучительное выкарабкивание из навязанных “женских” проблем. Навязанных масскультом, в том числе слезливыми лакокрасочными фильмами в жанре “плакат на стенку с девочкой”. Сколько таких фильмов сняли о сколько-нибудь известных наших соотечественницах? Как в пресловутое “наше прекрасное время” мог появиться “Зачем пережила тебя любовь моя…” – о Шепитько и Климове – скромный, лишенный ложно понятой смелости и сенсационности? Видимо, это и есть магия женского кино.

Анастасия МАШКОВА

Газета «Культура» №11 (7572) 22

28 марта 2007 г.